В жизни всегда есть место пофигу
Кто обнаружит мой гигантский ляп первым - получит конфету
) Виртуальную
)) Муркин, ты молчи
потому как знаешь
)
Итак, отрыл на компе старый-старый фик и решил выложить
)
Кажется, я - мазохист
)
Мини
Типа РПС. Без названия, предисловия. От всего, кроме собственного невежества, отказываюсь
)
читать дальше- Добрый вечер, профессор. Проходите, - женщина, открывшая Толкиену дверь, была в том возрасте, когда от былой красоты, если она, конечно, была,уже не остается и следа. Темные, собранные в строгий пучок волосы, худое бледное лицо, блеклые серо-голубые глаза. Привычно удивившись, что жизнерадостный весельчак Льюис нашел в этой, казалось исходящей усталостью, женщине, Толкиен, вежливо кивнув, прошел в дом.
- Льюиса еще нет, - принимая у него пальто, сказала хозяйка, - видимо поезд задерживается. Остальные уже наверху.
- Спасибо, - Толкиен еще раз вежливо улыбнулся и направился к ведущей на второй этаж широкой лестнице, спиной чувствуя взгляд женщины.
Насколько он знал, Льюис не был на ней женат. И не планировал связывать себя узами брака в будущем. Репутация человека, ведущего несколько беспорядочный образ жизни, прочно укрепилась за Льюисом еще в молодости. Керрола это абсолютно не смущало, и с годами менять свои привычки он не собирался. Возможно, именно поэтому о еженедельных встречах в его доме в Модлин-Колледже ходило столько слухов.
Каждый четверг, после занятий в Оксфорде Толкиен неторопливо вышагивал по усыпанным битым кирпичом дорожкам Модлинской рощи, чтобы ровно в семь вечера, обогнув пруд, подойти к дверям небольшого двухэтажного особняка. Первый этаж полностью принадлежал этой ужасной женщине - «миссис Мур», как называл ее Льюис, второй – владения Керрола. В уютной гостиной на втором этаже, в северной части дома и проводились собрания, вызывающие столько нездорового любопытства.
- Здравствуйте, профессор, - высокий худой мужчина, улыбаясь, встал с невысокой обтянутой кожей кушетки, когда Толкиен вошел в комнату.
- И вам доброго здравия, профессор, - вернул улыбку Толкиен, и продолжил, - да, Хьюго, пока я не забыл, мисс Раккер просила передать, что ваша статья будет напечатана в воскресном номере «Исиды».
- Это великолепные новости, Рональд, - расцвел профессор английской литературы Хьюго Дайсон, - это воистину великолепные новости. Хамфри!
Детский врач Роберт Хавард, называемый друзьями Хамфри, оглянулся на оклик Дайсона.
- А, Рональд, - он отложил в сторону кочергу, которой ворошил поленья в горящем камине, и подошел к Толкиену.
- Хамфри, - профессор крепко пожал протянутую ему руку.
- Вы закончили свою сказку? – нетерпеливое любопытство в глазах Роберта, вызвало у профессора легкий смех.
- Вам уже почти сорок, Хамфри, а вы все еще любите сказки.
- Только ваши сказки, Рональд, - улыбаясь, уточнил Роберт.
- Хамфри, Хамфри, - привлекая его внимание, Дайсон взял друга под руку, - ты слышал, мою статью напечатают в газете.
- Не хочу омрачать твою радость, Хьюго, но это всего лишь «Исида», - сказал подошедший Невилл Когхилл, - добрый вечер, Рональд.
- Здравствуйте, Невилл, - кивнул головой профессор.
- Ну и что? – развернулся на каблуках Дайсон. Когхил внимательно посмотрел на него и сказал: - Господа, за это надо выпить.
- Точно, - подхватил Дайсон, - бренди? Он вопросительно оглядел друзей. Возражений не нашлось.
Чуть позже, удобно разместившись в глубоком кожаном кресле и держа в руках толстостенный, полный золотистого бренди стакан, Толкиен слушал тост Когхила:
- Друзья мои, - торжественно начал тот, - я поднимаю этот бокал за одного из величайших знатоков английской литературы Хьюго Дайсона. Хьюго, встань. Пусть все насладятся видом твоего зардевшегося от удовольствия лика, когда я буду произносить хвалебную речь.
- Невилл, ваши замашки театрального устроителя невыносимы, - проворчал Дайсон, поднимаясь.
- Итак, - Когхил приобнял друга за плечи, - стоящий рядом со мной скромный, долговязый человек с невыразительным лицом…
- Это хвалебная речь? – приподняв бровь, поинтересовался Дайсон.
-…и глубоким, поражающим своей мощью умом, - не дал сбить себя Когхил, - мыслитель, достойный резца Родена, мудрец, светило современного научного мира.
- И почему мне кажется, что он меня оскорбляет, - задумчиво пробормотал Хьюго.
- Такой гений, как множество великих до него, и единицы после, ведь у мира появиться новый эталон гениальности, по всем законам истории мог быть оценен только посмертно. Но…
Когхил сделал многозначительную паузу, бросил: - Хамфри, не хрюкай в стакан, - и патетически продолжил: - Общество смогло переступить через себя и вовремя разглядеть талант нашего друга Хьюго. Его бесценные исследования в области английской литературы будут наконец-то напечатаны в… СТУДЕНЧЕСКОЙ ГАЗЕТЕ.
Дайсон действительно стал красным как рак.
- Поздравляем, - торжественно заверили его Хамфи с Толкиеном и расхохотались.
- Рональд, - укоризненно покачал головой Дайсон, - я понимаю, эти господа не далеко ушли от своих студентов, но вы…
- Хьюго, мы все искренне рады за вас, - приложив руку к сердцу, заверил его профессор.
- Я знаю, - отозвался Дайсон, - потому и не принимаю слова нашего рыжеволосого олуха всерьез.
- Я не рыжий, я – блондин, - привычно насупился Когхил, нисколько не обидевшись на олуха.
Новый взрыв смеха прокатился по комнате.
- Право же, господа, вы как дети, - раздался с порога голос вошедшего Керрола.
- Есть все-таки в этом мире хоть что-то неизменное - заметил сопровождающий его Эрик Эддисон.
После церемонии приветствия и рассказов Эддисона о дорожных курьезах все расселись возле камина. Льюис, извинившись, вышел в кабинет за бумагами. Профессор знал, что сегодняшним вечером они будут слушать продолжение Керроловской «Алисы». Льюис пытался писать детскую сказку. Не удивительно, каждый из присутствующих в этой комнате хоть раз, да пытался написать произведение для детей. За исключением Хамфри. Он не писатель. Не удивительным было так же и то, что история получалась скорее взрослой. Это тоже своего рода «особенность» членов клуба «Инклингов».
Вопреки сплетням, разносимым местными кумушками, смысл самой безобидной из которых сводился к тому, что дом Керрола служит притоном для сборищ престарелых гомосексуалистов, здесь всего лишь проводились заседания литературного клуба. Общество было закрытым. Чтобы стать членом этого клуба нужно было удовлетворять ряду критериев: быть человеком общительным и красноречивым, интересоваться литературой, а лучше писать самому, любить бренди и входить в число друзей Льюиса, но самое главное – быть мужчиной. Может быть последнее, самое строжайшее условие и дало почву для нелепых слухов? От размышлений Толкиена оторвал появившийся Керрол. Следом за ним шел его младший брат, Уоррен и нес подносы с легкой, но аппетитной закуской. Еда была встречена одобрительным гулом, не меньшим, чем внушительная стопка листов в руках Льюиса.
- Желаю вам получить удовольствие, друзья мои, как от поглощения пищи, так и от моего чтения, - шутливо раскланялся Керрол и начал: - Рабочее название «Глава, в которой пьют чай, как ненормальные».
Возле дома под деревом был накрыт к чаю стол; Шляпа и Заяц пили чай, а между ними помещалась на стуле Садовая Соня - хорошенький маленький зверек вроде белочки. Она крепко спала; Шляпа и Заяц облокачивались на нее, как на подушку, и разговаривали через ее голову. "Бедная Соня, - первым делом подумала Алиса, - ей, наверное, очень неудобно! Хотя раз она так крепко спит, то, значит, не сердится"…
Глава получилась смешная. Толкиен всегда отмечал, что у его друга отменное чувство юмора. Еще большее удовольствие он получил, наблюдая спустя какое-то время следующую картину. Хамфри, сидящий между Когхилом и Дайсоном, потянулся к низенькому столику за сандвичем, а те, облокотившись на его спину, обменивались комментариями. Эддисон, подметивший ситуацию, не преминул лукаво подмигнуть профессору.
А Керрол продолжал читать. Дирижируя самому себе левой рукой, он вдохновенно пищал за Соню, гудел за Шляпу, слегка шепелявил за Зайца и пытался подражать тонкому девичьему голосу. Иногда, считая, что он не должным образом передал интонацию, Льюис хмурился, сердито отбрасывал со лба светлые волосы и читал неудавшуюся реплику заново. Керрол редко удавалось почитать свои произведения и сейчас он наслаждался каждой секундой всеобщего внимания.
В какой-то миг Толкиен поймал себя на том, что потерял нить повествования. Он настолько увлекся созерцанием стоящего по середине комнаты Керрола, что абсолютно перестал его слушать. «Льюис, Лью-и-с», - задумчиво повторял про себя профессор, переводя взгляд с чтеца на сидящую у огня троицу, и обратно. Мучающая его вот уже вторую неделю задача, похоже, только что обрела свое решение.
Первая часть «Властелина колец», которую он собирался назвать «Братство кольца» медленно, но верно приближалась к своему завершению. Была только одна небольшая проблема. На сей момент «братство» состояло из восьми членов: хоббитов, людей и гнома. Характер девятого героя – эльфа придумать Толкиену никак не удавалось. Те образы, что приходили в голову не удовлетворяли придирчивую профессорскую фантазию. А сейчас, похоже, прототип был найден. Юмор Льюиса, толика его актерского мастерства, его красноречие, гордость, чуть самовлюбленная уверенность в себе – все это ляжет в основу нового персонажа.
- Лью-и-с, - думая о своей книге, уже вслух протянул профессор, - Лью-и-с.
«Лью-и-с» большими буквами возникло перед его мысленным взором и медленно преобразовалось в «Ле-го-лас».
- Что? – оторвавшись от чтения, Керрол поднял глаза на сидящего в кресле Толкиена. Понаблюдал мгновенье и решил, что добавит в свою сказку еще одного героя. Широко и довольно улыбающегося героя.




Итак, отрыл на компе старый-старый фик и решил выложить

Кажется, я - мазохист

Мини


читать дальше- Добрый вечер, профессор. Проходите, - женщина, открывшая Толкиену дверь, была в том возрасте, когда от былой красоты, если она, конечно, была,уже не остается и следа. Темные, собранные в строгий пучок волосы, худое бледное лицо, блеклые серо-голубые глаза. Привычно удивившись, что жизнерадостный весельчак Льюис нашел в этой, казалось исходящей усталостью, женщине, Толкиен, вежливо кивнув, прошел в дом.
- Льюиса еще нет, - принимая у него пальто, сказала хозяйка, - видимо поезд задерживается. Остальные уже наверху.
- Спасибо, - Толкиен еще раз вежливо улыбнулся и направился к ведущей на второй этаж широкой лестнице, спиной чувствуя взгляд женщины.
Насколько он знал, Льюис не был на ней женат. И не планировал связывать себя узами брака в будущем. Репутация человека, ведущего несколько беспорядочный образ жизни, прочно укрепилась за Льюисом еще в молодости. Керрола это абсолютно не смущало, и с годами менять свои привычки он не собирался. Возможно, именно поэтому о еженедельных встречах в его доме в Модлин-Колледже ходило столько слухов.
Каждый четверг, после занятий в Оксфорде Толкиен неторопливо вышагивал по усыпанным битым кирпичом дорожкам Модлинской рощи, чтобы ровно в семь вечера, обогнув пруд, подойти к дверям небольшого двухэтажного особняка. Первый этаж полностью принадлежал этой ужасной женщине - «миссис Мур», как называл ее Льюис, второй – владения Керрола. В уютной гостиной на втором этаже, в северной части дома и проводились собрания, вызывающие столько нездорового любопытства.
- Здравствуйте, профессор, - высокий худой мужчина, улыбаясь, встал с невысокой обтянутой кожей кушетки, когда Толкиен вошел в комнату.
- И вам доброго здравия, профессор, - вернул улыбку Толкиен, и продолжил, - да, Хьюго, пока я не забыл, мисс Раккер просила передать, что ваша статья будет напечатана в воскресном номере «Исиды».
- Это великолепные новости, Рональд, - расцвел профессор английской литературы Хьюго Дайсон, - это воистину великолепные новости. Хамфри!
Детский врач Роберт Хавард, называемый друзьями Хамфри, оглянулся на оклик Дайсона.
- А, Рональд, - он отложил в сторону кочергу, которой ворошил поленья в горящем камине, и подошел к Толкиену.
- Хамфри, - профессор крепко пожал протянутую ему руку.
- Вы закончили свою сказку? – нетерпеливое любопытство в глазах Роберта, вызвало у профессора легкий смех.
- Вам уже почти сорок, Хамфри, а вы все еще любите сказки.
- Только ваши сказки, Рональд, - улыбаясь, уточнил Роберт.
- Хамфри, Хамфри, - привлекая его внимание, Дайсон взял друга под руку, - ты слышал, мою статью напечатают в газете.
- Не хочу омрачать твою радость, Хьюго, но это всего лишь «Исида», - сказал подошедший Невилл Когхилл, - добрый вечер, Рональд.
- Здравствуйте, Невилл, - кивнул головой профессор.
- Ну и что? – развернулся на каблуках Дайсон. Когхил внимательно посмотрел на него и сказал: - Господа, за это надо выпить.
- Точно, - подхватил Дайсон, - бренди? Он вопросительно оглядел друзей. Возражений не нашлось.
Чуть позже, удобно разместившись в глубоком кожаном кресле и держа в руках толстостенный, полный золотистого бренди стакан, Толкиен слушал тост Когхила:
- Друзья мои, - торжественно начал тот, - я поднимаю этот бокал за одного из величайших знатоков английской литературы Хьюго Дайсона. Хьюго, встань. Пусть все насладятся видом твоего зардевшегося от удовольствия лика, когда я буду произносить хвалебную речь.
- Невилл, ваши замашки театрального устроителя невыносимы, - проворчал Дайсон, поднимаясь.
- Итак, - Когхил приобнял друга за плечи, - стоящий рядом со мной скромный, долговязый человек с невыразительным лицом…
- Это хвалебная речь? – приподняв бровь, поинтересовался Дайсон.
-…и глубоким, поражающим своей мощью умом, - не дал сбить себя Когхил, - мыслитель, достойный резца Родена, мудрец, светило современного научного мира.
- И почему мне кажется, что он меня оскорбляет, - задумчиво пробормотал Хьюго.
- Такой гений, как множество великих до него, и единицы после, ведь у мира появиться новый эталон гениальности, по всем законам истории мог быть оценен только посмертно. Но…
Когхил сделал многозначительную паузу, бросил: - Хамфри, не хрюкай в стакан, - и патетически продолжил: - Общество смогло переступить через себя и вовремя разглядеть талант нашего друга Хьюго. Его бесценные исследования в области английской литературы будут наконец-то напечатаны в… СТУДЕНЧЕСКОЙ ГАЗЕТЕ.
Дайсон действительно стал красным как рак.
- Поздравляем, - торжественно заверили его Хамфи с Толкиеном и расхохотались.
- Рональд, - укоризненно покачал головой Дайсон, - я понимаю, эти господа не далеко ушли от своих студентов, но вы…
- Хьюго, мы все искренне рады за вас, - приложив руку к сердцу, заверил его профессор.
- Я знаю, - отозвался Дайсон, - потому и не принимаю слова нашего рыжеволосого олуха всерьез.
- Я не рыжий, я – блондин, - привычно насупился Когхил, нисколько не обидевшись на олуха.
Новый взрыв смеха прокатился по комнате.
- Право же, господа, вы как дети, - раздался с порога голос вошедшего Керрола.
- Есть все-таки в этом мире хоть что-то неизменное - заметил сопровождающий его Эрик Эддисон.
После церемонии приветствия и рассказов Эддисона о дорожных курьезах все расселись возле камина. Льюис, извинившись, вышел в кабинет за бумагами. Профессор знал, что сегодняшним вечером они будут слушать продолжение Керроловской «Алисы». Льюис пытался писать детскую сказку. Не удивительно, каждый из присутствующих в этой комнате хоть раз, да пытался написать произведение для детей. За исключением Хамфри. Он не писатель. Не удивительным было так же и то, что история получалась скорее взрослой. Это тоже своего рода «особенность» членов клуба «Инклингов».
Вопреки сплетням, разносимым местными кумушками, смысл самой безобидной из которых сводился к тому, что дом Керрола служит притоном для сборищ престарелых гомосексуалистов, здесь всего лишь проводились заседания литературного клуба. Общество было закрытым. Чтобы стать членом этого клуба нужно было удовлетворять ряду критериев: быть человеком общительным и красноречивым, интересоваться литературой, а лучше писать самому, любить бренди и входить в число друзей Льюиса, но самое главное – быть мужчиной. Может быть последнее, самое строжайшее условие и дало почву для нелепых слухов? От размышлений Толкиена оторвал появившийся Керрол. Следом за ним шел его младший брат, Уоррен и нес подносы с легкой, но аппетитной закуской. Еда была встречена одобрительным гулом, не меньшим, чем внушительная стопка листов в руках Льюиса.
- Желаю вам получить удовольствие, друзья мои, как от поглощения пищи, так и от моего чтения, - шутливо раскланялся Керрол и начал: - Рабочее название «Глава, в которой пьют чай, как ненормальные».
Возле дома под деревом был накрыт к чаю стол; Шляпа и Заяц пили чай, а между ними помещалась на стуле Садовая Соня - хорошенький маленький зверек вроде белочки. Она крепко спала; Шляпа и Заяц облокачивались на нее, как на подушку, и разговаривали через ее голову. "Бедная Соня, - первым делом подумала Алиса, - ей, наверное, очень неудобно! Хотя раз она так крепко спит, то, значит, не сердится"…
Глава получилась смешная. Толкиен всегда отмечал, что у его друга отменное чувство юмора. Еще большее удовольствие он получил, наблюдая спустя какое-то время следующую картину. Хамфри, сидящий между Когхилом и Дайсоном, потянулся к низенькому столику за сандвичем, а те, облокотившись на его спину, обменивались комментариями. Эддисон, подметивший ситуацию, не преминул лукаво подмигнуть профессору.
А Керрол продолжал читать. Дирижируя самому себе левой рукой, он вдохновенно пищал за Соню, гудел за Шляпу, слегка шепелявил за Зайца и пытался подражать тонкому девичьему голосу. Иногда, считая, что он не должным образом передал интонацию, Льюис хмурился, сердито отбрасывал со лба светлые волосы и читал неудавшуюся реплику заново. Керрол редко удавалось почитать свои произведения и сейчас он наслаждался каждой секундой всеобщего внимания.
В какой-то миг Толкиен поймал себя на том, что потерял нить повествования. Он настолько увлекся созерцанием стоящего по середине комнаты Керрола, что абсолютно перестал его слушать. «Льюис, Лью-и-с», - задумчиво повторял про себя профессор, переводя взгляд с чтеца на сидящую у огня троицу, и обратно. Мучающая его вот уже вторую неделю задача, похоже, только что обрела свое решение.
Первая часть «Властелина колец», которую он собирался назвать «Братство кольца» медленно, но верно приближалась к своему завершению. Была только одна небольшая проблема. На сей момент «братство» состояло из восьми членов: хоббитов, людей и гнома. Характер девятого героя – эльфа придумать Толкиену никак не удавалось. Те образы, что приходили в голову не удовлетворяли придирчивую профессорскую фантазию. А сейчас, похоже, прототип был найден. Юмор Льюиса, толика его актерского мастерства, его красноречие, гордость, чуть самовлюбленная уверенность в себе – все это ляжет в основу нового персонажа.
- Лью-и-с, - думая о своей книге, уже вслух протянул профессор, - Лью-и-с.
«Лью-и-с» большими буквами возникло перед его мысленным взором и медленно преобразовалось в «Ле-го-лас».
- Что? – оторвавшись от чтения, Керрол поднял глаза на сидящего в кресле Толкиена. Понаблюдал мгновенье и решил, что добавит в свою сказку еще одного героя. Широко и довольно улыбающегося героя.