То ли фантазия, то ли до нельзя au-шная RPS:)

[Молька]

Только попробуй не допиши

Арафель тебя со шнурками съест и еще причмокивать будет!!

Comments

[Молька]

Я стою за кулисами, наблюдая, как на авансцене бьется в ритме танца его гибкое тело. Поворот, прыжок, еще поворот, задорная, ослепляющая улыбка залу, мимолетно-пьянящая мне. Сердце пропускает удар, я почти пропускаю свой выход. Мои движения сложнее, прыжки выше, повороты изящнее, но все равно глаза зрителей следят за его, едва различимым сквозь плотную ткань пагоды, силуэтом. Даже там, фактически за сценой, он держит зал. Мне никогда не добиться такого внимания. Я стройнее, выше, я – профессиональный танцор. Батман, пируэт, гранд-батман. Моя работа – движение, его работа – игра. Может быть, именно в этом и кроется почти магическое очарование его несложных па. Я веду технически совершенный рисунок танца, в упоении красотой жеста, забывая о жаждущих эмоций зрителях. Он не забывает о них никогда. Он – актер.Чутье безошибочно подсказывает ему, когда изнывающая публика требует отдачи, и весь жар его, вся чувственность и страстность молодости щедро, без остатка выплескиваются в зал. А временами, прикрывая ресницами искрящуюся бесшабашность синих глаз, он замыкает круговорот энергии на себя, побуждая зрителя тянуться душой вслед за отступающим в тень актером. Он играет на них, с ними. Играет в любовь, в нежность, в увлеченность. Его наивные в своей простоте движения – не танец, они – жизнь. Пусть иллюзия жизни, но это гораздо больше, чем могу я. Я учил его танцевать. Конечно же, он не был абсолютным неучем: курсы пластики в актерском училище, несколько простеньких хореографических номеров в отыгранных спектаклях. Он знал азы. Однако для нынешней премьеры этого не хватало.



Моя разминка у станка во время очередной репетиции была прервана подошедшим помощником режиссера:

- Валентин, ты не мог бы найти пару свободных вечеров и позаниматься с нашей примой?

На «приме» сделано особое ударение. Меня передергивает. Ты же сам, мразь, обставил прослушивание так, что получить роль в спектакле можно было только через постель. Или мелочное самолюбие до сих пор терзает, что мальчишка стал не твоим протеже?

- Нет, - я сильно отклоняюсь назад, вынуждая мешающего мне режиссера отойти в сторону.

- Почему?

- У меня нет свободного времени.

- Найди, - в высоком, до девичьего, голосе плохо скрываемое раздражение.

- Я не обязан, - принимаю исходное положение. Позвоночником чувствую его тяжелый взгляд. Не оборачиваюсь.

- В моих правах расширить список твоих обязанностей.

Как грозно. Испугаться, для разнообразия, что ли? Держу паузу.

- Валентин…

- Что я получу за это?

- Хм, - его руки обхватывают меня за талию. Прижавшись щекой к моей спине между лопаток, он, карикатурно печалясь, вытягивает: - ты можешь больше не приходить ко мне по пятницам.

- Весьма оригинальный способ дать понять, что я тебе надоел.

- Как будто ты против!

Здесь он прав, я действительно, не против. За свои пару выходов на сцену я уже расплатился сполна.

- Валь, - от дверей по всему залу разносится звонкий голос. Я вздрагиваю.

Непроизвольное сокращение мышц – уже привычная реакция на его появление. Помреж нехотя убирает руки с моего тела и поворачивается к вошедшему:

- Очередное опоздание.

Сухо, без эмоций, всего лишь констатация факта. Желание отчитать мальчишку по полной сводит ему скулы, но голос ровен. И правильно, не дергайся. От таких покровителей, как у этого парня, ты бы и сам не отказался.

Мне не надо отвлекаться от разминки и оборачиваться, чтобы знать, что последует дальше. Сейчас за моей спиной идет поединок ненавидящих взглядов. Затем небрежный кивок, объединяющий в себе тень приветствия и почти категоричное пожелание убираться вон - жест достойный великого актера. И тяжелые удаляющиеся шаги помрежа. Изо дня в день, вот уже пятый месяц они как по нотам разыгрывают эту миниатюру. Неужели им не надоело? Мне порядочно. К тому же я всегда считал дурным тоном так откровенно пользоваться отпущенными тебе привилегиями.

[Молька]

Но ему прощаю. Потому что он красив, потому что он безобразно юн, потому что его ранний цинизм – слишком высокая цена за полученные роли.

- Валь, - нетерпеливый голос за спиной. Я не отвечаю, не оборачиваюсь, не отвлекаюсь.

- Валь!

Зачем же так громко? Морщусь. Теперь все бросаемые на нас исподтишка любопытные взгляды получили полное право на бесцеремонную открытость.

- Валь…

Вот оно! Дрожащие пальцы легким касанием обжигают плечо. Заканчивая движение, приподнимаюсь на носках, его пальцы соскальзывают вниз по моей спине. Сквозь ткань хлопчатобумажной майки прикосновение едва ощутимо. Но и этого достаточно, чтобы, сжав зубы, я умолял решившую срочно прилить куда-нибудь кровь, отказаться от своих намерений. Судя по тому, как резко он отдергивает руку, и часто, сбиваясь, дышит, нас одолевают схожие проблемы. Некая элементарная реакция организма на физический контакт. Я бы даже сказал, привычная реакция на красивое мужское тело. Привычная? Для меня, возможно.

И почему так сложно осознать нетрадиционность собственных сексуальных предпочтений? Особенно у нас, в России? Менталитет, наверное. Иерархия в обществе, знаете ли, «зоновская».