Что-то я сегодня какой-то романтичный весь.:)))

[Молька]

К ничьей Рубина, не иначе.))

Итак, по романтичности от одного из читаемых мной дяденек.))

МАНДЕЛЬШТАМ И ЦЕЛОВАТЬСЯ

Когда мне было четырнадцать-пятнадцать лет, я очень любил стихи Мандельштама. У меня были целые пачки машинописных листков. Третий, а то и пятый экземпляр. Тонкая бумага. От бесчисленных перепечаток случались смешные ошибки: вместо загадочной строки «сегодня можно снять декалькомани» было «сегодня можно спать до колоколен» - то есть еще непонятнее.
Но неважно. Я читал Мандельштама знакомым девочкам. Девочкам нравилось. Девочки перепечатывали для себя, выучивали наизусть. Мы читали Мандельштама на два голоса, сидя на диване, глядя в окно, поверх крыш, туда, где солнце садится.
Девочкам нравились не только стихи, но и я.
Одна сказала мне шепотом:
- Какой ты прекрасный. Как я тебя люблю.
Я тут же обнял ее и стал прижиматься губами к ее щекам и ушам.
Она вывернулась:
- Ты что, ты что?
- Нет, это ты что? – сказал я. – Ты же сказала, что меня любишь?
- Конечно, - сказала она, отпихиваясь, - я тебя вот именно что люблю, а при чем тут целоваться?
И не она одна. У девочек была такая мода: «мой мальчик» и «мой друг». Я был другом. С которым можно читать стихи Мандельштама, ходить в музей и в консерваторию. Которому можно позвонить в полдесятого вечера и разговаривать до без четверти одиннадцать, пока мама не веником не отгонит от телефона. А мальчик – красивенький, вертлявенький, модненький – с ним можно ходить в кафе, допоздна в гости, пока предки на даче, и целоваться. Целоваться до распухших губ и неприличных синяков на шее, для чего надевались свитерки с мягким высоким горлом, но я все равно замечал, и обижался, и «бросал», и у меня, представьте себе, просили прощения. За бестактность, да. Но все равно не целовались.

Но тщетно я пытался добиться поцелуев. Особенно если обнимался силой, или, сильно напоив портвейном, расстегивал кофточку и стаскивал лифчик. Эти мелкие позорные победы оборачивались поражением – со мной больше не читали Мандельштама. И уж конечно, не целовались.
Я понял: у меня был Мандельштам на закате, но не было поцелуев. А после настырных попыток залезть под юбку – не было ни Мандельштама, ни поцелуев.
И я понял еще: с кем целоваться – обязательно будет, раньше или позже, и скорее раньше, чем позже. Потому что это бывает у всех. А вот с кем читать Мандельштама – это редкий дар, у многих такого никогда не бывает, вообще, за всю жизнь.

Но позвольте? – возникает вопрос. Почему обязательно «или – или»? А разве не бывает так, чтоб и Мандельштам, и целоваться?
Бывает, конечно. Но не сразу. В глубокой зрелости.

clear-text.livejournal.com/282983.html