Практически автопортрет.:)

@темы: Фотге

---

Сегодня просто вечер открытий!:)

Снегурочко. В исполнении солистов немецкой оперы. Той самой, что на Унтер ден Линден.) Очень хорошо поют по-русски.


Listen or download Римский-Корсаков Снегурочка for free on Prostopleer

@темы: Музыко

---

Я тут на девочку наткнулась...

... Зовут её Валерия Ланская. Она в мюзиклах поет. В частности, в Монте-Кристо.

Ознакомиться с её музыкальным творчеством можно на сайте - lanskaya.ru/muzyka/

Или можно ткнуть в кнопку и послушать одну песенку. Ворнинг: песенка грустная.


Listen or download В.Ланская Письмо for free on Prostopleer

@темы: Музыко

---

Два рабочих дня.

Я был нереально крут два этих дня, просто не-ре-аль-но...
Даже с учетом того, что опоздал на сорок минут на важную встречу, которую сам же инициировал.
Но в режиме нереальной крутости я могу работать только два дня в год.))) С обязательным последующим отдыхом... До моего отпуска осталось девять дней.

---

Не удержалась.:)

01.10.2012 в 15:27

Пишет  Lidi:

Поищи себе лучше мужа - можешь думать, что мне назло!
Герда, хватит.
Мой выбор сделан. Ни к чему начинать войну. Я пишу тебе чёрным в белом: ничего я здесь не в плену. Герда, хватит, мой выбор сделан, не пытайся меня вернуть. Не твоё это, в общем, дело, но люблю я её одну.

Герда, хватит.
Серьёзно глупо всё, что пишешь ты мне сейчас. Я реально впадаю в ступор - слышишь, в ступор, а не в экстаз! Герда, хватит, серьёзно глупо! Я уже говорил не раз: даже если смотреть под лупой, никаких не отыщешь "нас".

Герда, хватит.
С твоих "люблю же" мне ни холодно, ни тепло. Поищи себе лучше мужа - можешь думать, что мне назло! Герда, хватит, с твоих "люблю же" веет манией сквозь стекло. Я не нужен тебе. Не нужен. Столько льда уже утекло...

Герда, хватит.
Мой выбор сделан. Я прекрасно живу в глуши. И не правда, что в снежно-белом днём с огнём не найти души. Герда, хватит, мой выбор сделан. Я давно уже всё решил...
Герда...
В общем, такое дело:
Больше, знаешь, мне не пиши.


© Copyright: Дарёна Хэйл, 2012

---

Белоснежка и охотник.

Да! Я это сделала! Я посмотрела всех, имеющихся в наличии, Белоснежек.)

Офигенное достоинства этой версии, в финале не было "Ай билив, ай билив"!

Но вопросы, да... Во-первых, всю дорогу было жалко королеву и её брата. Ээээ... никто фиков на эту пару не видел?)

Во-вторых, что-то я не поняла расстановки сил в треугольнике Уильям-Белоснежка-Охотник... Это что было?

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Бразильская народная песня.:))))

Слова Роберта Бёрнса.

@темы: Музыко

---

Лондон. Просто нецветные человеки.

@темы: Фотге

---

Зашла по ссылке... и хочу теперь назад в Кэмбридж.:))))

20.09.2012 в 00:35

Пишет  XSha:

Всем любителям ГП, всего британского, частных школ и Фрая - смотреть срочно.
Остальным тоже.

19.09.2012 в 23:48

Пишет  Easy:

moar

---

Во всем виновата ФБ-2012.:)

Фэндом: Винни-Пух и все-все-все.

Тигра ломился сквозь кусты и перепрыгивал через овраги. Только бы успеть! До Большого Дуба оставалось совсем чуть-чуть… Там его не достать.
- Тииииииграааааа, - утробно завыли сзади, - стооооооой!
- Ага, сейчас! – сбиваясь с дыхания пробормотал Тигра, - я плюшевый, а не опилковый!
И припустил быстрее.
Вот он – Большой Дуб! Вот оно – спасение! Из последних сил Тигра рванул вверх по стволу. И… не успел. Цепкие лапы схватили его за хвост и потянули вниз.
- Мааааааамаааааа, - в ужасе завопил Тигра.
Из листвы наверху высунулся Кристофер Робин и в свою очередь схватил Тигру за передние лапы.
- Отпууусти! – зарычало снизу.
- Ни за что! – отрезал Кристофер Робин и потянул Тигру на себя.
- Моооооое! – не сдавались внизу.
- Хвост! Хвост! – закричал раздираемый Тигра.
На лице Кристофера Робина появилось сомнение. Он ослабил хватку.
- Нет! Нет! Тяни! – всполошился Тигра. – Черт с ним, с хвостом! Потом пришьем.
- Не могу, - выстонал Кристофер Робин, лицо его раскраснелось от натуги, - не удержу.
Тигра испуганно заскулил.
- Помогай, - куда-то за спину крикнул Кристофер Робин и тут же из листвы высунулись Вини-Пух, Кролик и Сова. Тигру схватили за шею и уши.
- И рааааз! – скомандовал Кристофер Робин. Хвост с громким треском оторвался, и Тигра пулей влетел в листву.
- Фух! – дружно выдохнули все. Снизу донесся разочарованный рёв.
Первое, за что схватился Тигра, когда слегка отдышался… был кусок ваты, задорно торчащий на месте оторванного хвоста. Полоски на тигриной морде жалобно наморщились, хвост было жалко. Но не в тигриных правилах было унывать.
- И кто в этом виноват? – строго оглядев присутствующих, спросил Тигра. Все взгляды мгновенно уперлись в Вини-Пуха.
- А что я? – медведь тут же выставил вперед мягкие лапы, - я же не виноват, что таблетки, которые принес Кристофер Робин, пахли медом.
- И ты сожрал всё, - Тигра опять наморщил полоски, но на этот раз уже сосредоточенно, - ус-по-ко-и-тель-но-е?
Медведь виновато понурил голову.
- Из-за тебя, между прочим, у меня теперь дупло разорено! – ткнула в него крылом Сова.
- А мне дверь в нору восстанавливать! – высунулся из-за неё Кролик.
- Мне вообще хвост пришивать! – поворачиваясь к Пуху ватой, возопил Тигра.
- Ладно, ладно, успокойтесь, - попытался утихомирить зверей Кристофер Робин, - что сделано, то сделано.
Но Тигра, Кролик и Сова не желали успокаиваться. Каждый из них потерял слишком много. И медведю пришлось бы не сладко, если бы в этот миг Большой Дуб не сотряс страшный удар. Все повалились с ног.
- Что это? – испуганно закричал Кролик.
- Кто это, - поправил его Кристофер Робин, прижимая к себе Пуха и Тигру. Сова, ухая, кружила над ними. Раздался ещё один удар и дерево вновь вздрогнуло. Через пару секунд внизу разочарованно завыли.
- И долго это будет продолжаться? – спросил Тигра. Все посмотрели на Сову.
- Сложно сказать, - приземляясь, ответил Сова, - гон – штука Совами неисследованная.
- Мне кажется, гон бывает у лосей и оленей, - осторожно сказал Кристофер Робин, - я не слышал о гоне у свиней.
- Ну, тогда тем более не знаю, - пожала плечами Сова, - а сколько длилось в прошлый раз?
- Долго, - вздохнул Пух.
- Я есть хочу, - донесся из-под руки Кристофера Робина голос Тигры.
- Нашел время, - фыркнула Сова.
Кролик, внимательно прислушивающийся к тому, что творится внизу, призвал всех к вниманию.
- Друзья мои, - поднял он палец, - вам не кажется, что стало слишком тихо.
- Да, - вслушавшись, согласился Кристфер Робин, - это подозрительно.
- Сейчас разберемся, - решил Тигра и, деловито отодвинув Кристофера Робина, раздвинул листву.
Друзья какое-то время созерцали его полосатую спину. Потом Тигра медленно отпустил ветви, и зеленая стена послушно сомкнулась перед его мордой. Обернувшись, он долго силился что-то сказать, беспомощно размахивая лапами, затем выдавил тихое «Я не могу» и ушел горевать в дальний угол. Друзья бросились смотреть, что же происходит внизу. И страшное предстало перед их глазами.
Не в силах добраться до Тигры, Пятачок удовлетворял свои животные инстинкты с его хвостом.
- Мой милый, мой пушистый, - мурлыкала свинья, грязно домогаясь несчастный хвост.
- Как я буду теперь его носить? – сокрушался безутешный Тигра.
- Эээээ… я могу его постирать, - великодушно предложил Пух, который в глубине души все-таки чувствовал свою вину за происходящее.
- Мой чудесный, мой замечательный хвост! – стенал Тигра.
- Мой чудесный, мой замечательный хвост! – вторил ему снизу Пятачок.
Тигра заткнул лапами уши, но это не помогало. Лесной ветерок озорно ворошил вату в том месте, где должен был быть хвост. Пятачок как-то особенно громко всхлипнул внизу и Тигра не выдержал.
- Отдай хвост, животное! – завопил он и бросился из убежища.
Друзья еле успели перехватить его в последний момент.
- Пустите меня! – отбивался Тигра.
- Пустите его! – подпрыгивая под Дубом от нетерпения, требовал Пятачок.
- Тигра, опомнись! Опомнись! – кричал Кристофер Робин, но всё было бесполезно. Тигра отчаянно брыкался, желая только одного, вырвать свой хвост из лап этого похотливого розовоухого чудовища.
- Ну вот, у вас тут опять что-то происходит, а я не в курсе, - вклинился в какофонию звуков печальный голос Иа. Все замерли.
- Осел! – в ужасе выдохнула Сова. Дальнейшее происходило как в замедленном кино. Пятачок долго-долго поворачивал свою голову в сторону застывшего Иа, который постепенно осознавал, ЧТО здесь происходит. Розовый пятачок свиньи сладострастно дернулся, втягивая аромат жертвы. Глаза Иа расширились от ужаса.
- Беги, Иа, беги! – завопил Кристофер Робин, понимая, что осла ему на дерево не затянуть. И Иа рванул в кусты. Издав победный клич, Пятачок, припустил следом.
- Не уйдет, - наблюдая за погоней, мрачно констатировала Сова.

---

И ещё раз про ГП.:))

Поржал, если чО.))

---

Кто соскучился по Рейстлину Маджери?:)))

Аудиоверсия мюзикла "Последнее испытание". Кто не в курсе, это мюзикл по мотивам цикла DragonLance.

www.fantasymusical.ru/index.php?option=com_cont...

---

Я сделал это!

Сегодня мы наконец-то закрыли Олимпийские игры. Это было прекрасное зрелище! Восхитительное и грустное одновременно.

Осталось ещё в сентябре залезть на Красную Хрень, чтобы обозреть олимпийские объекты с высоты птичьего полета и на этом поставить окончательную-преокончательную жирную точку!

А через четыре года, быть может, мы и потратим чуть больше двух недель жизни на лицезрение летних Олимпийских игр в Рио-де-Жанейро.) Кто знает.))

---

Перечитывала я тут Набокова...

"Дар", короче, перечитывала опять.) Нравится мне язык Владимира Владимировича, ничего не могу с собой поделать.

Пара финальных абзацев.

После этого у них осталось одиннадцать пфеннигов, считая почерневшую монетку, которую она на днях подобрала с панели: приносит счастье. Когда они пошли по улице, он почувствовал быструю дрожь вдоль спины и – опять стеснение чувств, но уже в другом, томном, преломлении. До дому было минут двадцать тихой ходьбы, и сосало под ложечкой от воздуха, от мрака, от медового запаха цветущих лип. Этот запах таял, заменяясь черной свежестью, от липы до липы, и опять, под ждущим шатром, наростало душное, пьяное облако, и Зина, напрягая ноздри, говорила: «ах… понюхай», – и опять преснел мрак, и опять наливался медом. Неужели сегодня, неужели сейчас? Груз и угроза счастья. Когда я иду так с тобой, медленно-медленно, и держу тебя за плечо, все немного качается, шум в голове, и хочется волочить ноги, соскальзывает с пятки левая туфля, тащимся, тянемся, туманимся, – вот-вот истаем совсем… И все это мы когда-нибудь вспомним, – и липы, и тень на стене, и чьего-то пуделя, стучащего неподстриженными когтями по плитам ночи. И звезду, звезду. А вот площадь и темная кирка с желтыми часами. А вот, на углу – дом.

Прощай же, книга! Для видений – отсрочки смертной тоже нет. С колен поднимется Евгений, – но удаляется поэт. И все же слух не может сразу расстаться с музыкой, рассказу дать замереть… судьба сама еще звенит, – и для ума внимательного нет границы – там, где поставил точку я: продленный призрак бытия синеет за чертой страницы, как завтрашние облака, – и не кончается строка.


Вот это тоже из любимого.

Но был один человек, мнение которого Федор Константинович уже узнать не мог. Александр Яковлевич Чернышевский умер незадолго до выхода книги.

Когда однажды французского мыслителя Delalande на чьих-то похоронах спросили, почему он не обнажает головы (ne se découvre pas), он отвечал: я жду, чтобы смерть начала первая (qu’elle se découvre la première). В этом есть метафизическая негалантность, но смерть большего не стоит. Боязнь рождает благоговение, благоговение ставит жертвенник, его дым восходит к небу, там принимает образ крыл, и склоненная боязнь к нему обращает молитву. Религия имеет такое же отношение к загробному состоянию человека, какое имеет математика к его состоянию земному: то и другое только условия игры. Вера в Бога и вера в цифру: местная истина, истина места. Я знаю, что смерть сама по себе никак не связана с внежизненной областью, ибо дверь есть лишь выход из дома, а не часть его окрестности, какой является дерево или холм. Выйти как-нибудь нужно, «но я отказываюсь видеть в двери больше, чем дыру, да то, что сделали столяр и плотник» (Delalande, Discours sur les ombres p. 45 et ante). Опять же: несчастная маршрутная мысль, с которой давно свыкся человеческий разум (жизнь в виде некоего пути) есть глупая иллюзия: мы никуда не идем, мы сидим дома. Загробное окружает нас всегда, а вовсе не лежит в конце какого-то путешествия. В земном доме вместо окна – зеркало; дверь до поры до времени затворена; но воздух входит сквозь щели. «Наиболее доступный для наших домоседных чувств образ будущего постижения окрестности долженствующей раскрыться нам по распаде тела, это – освобождение духа из глазниц плоти и превращение наше в одно свободное сплошное око, зараз видящее все стороны света, или, иначе говоря: сверхчувственное прозрение мира при нашем внутреннем участии» (там же, стр. 64). Но все это только символы, символы, которые становятся обузой для мысли в то мгновение, как она приглядится к ним…

Нельзя ли как-нибудь понять проще, духовно удовлетворительнее, без помощи сего изящного афея, как и без помощи популярных верований? Ибо в религии кроется какая-то подозрительная общедоступность, уничтожающая ценность ее откровений. Если в небесное царство входят нищие духом, представляю себе, как там весело. Достаточно я их перевидал на земле. Кто еще составляет небесное население? Тьма кликуш, грязных монахов, много розовых близоруких душ протестантского что ли производства, – какая смертная скука! У меня высокая температура четвертый день, и я уже не могу читать. Странно, мне раньше казалось, что Яша всегда около меня, что я научился общению с призраками, а теперь, когда я, может быть, умираю, эта вера в призраки мне кажется чем-то земным, связанным с самыми низкими земными ощущениями, а вовсе не открытием небесной Америки.

Как-нибудь проще. Как-нибудь проще. Как-нибудь сразу! Одно усилие – и все пойму. Искание Бога: тоска всякого пса по хозяину; дайте мне начальника, и я поклонюсь ему в огромные ноги. Все это земное. Отец, директор гимназии, ректор, хозяин предприятия, царь, Бог. Цифры, цифры, – и ужасно хочется найти самое-самое большое число, дабы все другие что-нибудь значили, куда-нибудь лезли. Нет, этим путем упираешься в ватные тупики, – и все становится неинтересным.

Конечно, я умираю. Эти клещи сзади, эта стальная боль совершенно понятны. Смерть берет за бока, подойдя сзади. А я ведь всю жизнь думал о смерти, и если жил, то жил всегда на полях этой книги, которую не умею прочесть. Кто это был? Давным-давно в Киеве… Как его звали, Боже мой? Брал в библиотеке книгу на неизвестном ему языке, делал на ней пометки и оставлял лежать, чтобы гость думал: знает по-португальски, по-арамейски. Ich habe dasselbe getan[?]. Счастье, горе – восклицательные знаки en marge[?], а контекст абсолютно неведом. Хорошее дело.

Страшно больно покидать чрево жизни. Смертный ужас рождения. L’enfant qui naît ressent les affres de sa mère[?]. Бедный мой Яшенька! Очень странно, что, умирая, я удаляюсь от него, когда, казалось бы, напротив, – все ближе, ближе… Его первое слово было: муха. И сразу потом – звонок из полиции: опознать тело. Как я его теперь оставлю? В этих комнатах… Некому будет являться, – в обоих смыслах. Она ведь все равно не увидит… Бедная Сашенька. Сколько? Пять тысяч восемьсот… И еще те… итого… А потом? Боря поможет, – а может быть, и не поможет.

…Ничего в общем в жизни и не было, кроме подготовки к экзамену, к которому все равно подготовиться нельзя. «Ужу, уму – равно ужасно умирать». Неужели все мои знакомые это проделают? Невероятно! Eine alte Geschichte[?]: название фильма, который мы с Сашей смотрели накануне его смерти.

О, нет. Ни за что. Она может уговаривать сколько угодно. Или это она вчера уговаривала? Или давным-давно? Ни в какие больницы меня не увезут. Я буду здесь лежать. Довольно было больниц. Опять сойти с ума перед самым концом, – нет, ни за что. Я останусь здесь. Как трудно ворочать мысли: бревна. Я слишком плохо себя чувствую, чтобы умирать.

«О чем он писал книгу, Саша? Ну, скажи, ты помнишь! Говорили об этом. О каком-то священнике, – нет? Ну, ты никогда ничего… Плохо, трудно…».

После этого он уже почти не говорил, впав в состояние сумеречное; Федор Константинович был допущен к нему и навсегда запомнил седую щетину на впалых щеках, потускневшую лысину и руку в серой экземе, шевелившуюся как рак на простыне. На другой день он умер, но перед тем пришел в себя, жаловался на мучения и потом сказал (в комнате было полутемно из-за спущенных штор): «Какие глупости. Конечно, ничего потом нет». Он вздохнул, прислушался к плеску и журчанию за окном и повторил необыкновенно отчетливо: «Ничего нет. Это так же ясно, как то, что идет дождь».

А между тем за окном играло на черепицах крыш весеннее солнце, небо было задумчиво и безоблачно, и верхняя квартирантка поливала цветы по краю своего балкона, и вода с журчанием стекала вниз.

@темы: Книжное

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

В воскресенье мы валялись на берегу Москвы-реки.:)

А над нами летали самолетеги.)

@темы: Фотге

---

Поздравьте меня!:))

Я только щаз добралась до Muse!)))))))))))

---

Блин!

Шобы я так умела виртуальные знакомства с соотечественниками заводить.)))

Немцы - милейшие люди! Ещё ни один не отказал в диалоге.)))

---

Ошшень мило.:)

01.08.2012 в 12:19

Пишет  Сняп:

Gigi (1958) - I Don't Understand the Parisians
Только у француженок такой персонаж, как угловатая дикарка с отсутствующими манерами может получиться донельзя женственным, заразительно бесшабашным и очаровательным.

Впрочем, отдайте должно нечеловеческому обаянию Лесли Карон и голосу Бетти Уонд. Очень бунтарская песня о том, какой красивый город Париж, а эти глупые французы только и знают, что с утра до ночи любовью занимаются.

@темы: Музыко